Новые переводы поэзии и прозы
Альфонсина Сторни. Латиноамериканский феминистический модернизм. Перевод с испанского Михаила Финкеля

Альфонсина Сторни (1892 – 1938)

 

          Латиноамериканская поэтесса1 и писательница, одна из наиболее значимых фигур латиноамериканского модернизма и феминизма. Сторни родилась в Сала Капраска (Швейцария) в семье аргентинского предпринимателя, производившего пиво, который некоторое время жил в Швейцарии. Благодаря этому Альфонсина выучила итальянский язык. Семейный бизнес в Европе не удался, и Сторни перебрались в Аргентину, где в городке Росарио открыли таверну.

          В 1907 году Альфонсина примкнула к странствующей театральной труппе, с которой путешествовала по всей стране. В театре она сыграла несколько ролей, в частности, в спектаклях по пьесам Генрика Ибсена, Бенито Переса Гальдоса, Флоренсио Санчеса.

          Вернувшись в Росарио, Альфонсина выучилась на учительницу начальных классов, а также сотрудничала с местными журналами Mundo Rosarino, Monos y Monadas и Mundo Argentino.

          В 1911 году она переехала в Буэнос-Айрес, пытаясь затеряться в большом городе. В следующем году у неё родился сын Алехандро, незаконнорожденный ребёнок от связи Альфонсины с журналистом из Коронды.

          Несмотря на финансовые затруднения, она опубликовала в 1916 году книгу «La inquietud del rosal», а позднее начала сотрудничество с журналом Caras y Caretas, работая при этом кассиром в магазине.

          Через некоторое время Сторни познакомилась с такими писателями, как Хосе Энрике Родо (исп. José Enrique Rodó) и Амадо Нерво (исп. Amado Nervo).

          Поправив своё финансовое положение, Альфонсина Сторни совершила поездку в Монтевидео (Уругвай). Там она познакомилась с поэтессой Хуаной де Ибарбуру и поэтом Орасио Кирогой, с которыми подружилась на долгие годы. В 1920 году вышла её книга «Languidez», которая принесла ей Муниципальную поэтическую премию (Municipal Poetry Prize) и Национальную литературную премию (National Literature Prize).

          Альфонсина Сторни преподавала литературу в школе Escuela Normal de Lenguas Vivas. а также продолжала поэтические опыты. Её поэзия приобрела феминистскую направленность. Неустроенность и одиночество стали сказываться на здоровье поэтессы. Возникшие проблемы эмоционального толка заставили её оставить преподавательскую деятельность.

          Сторни путешествовала по Европе, что также повлияло на её поэтический стиль, придав поэзии лиризм и драматизм. Поэзия позднего периода её творчества исполнена эротизмом, несвойственным для литературы этого времени, а также новыми феминистскими идеями – сборники «Mundo de siete pozos» (1934) и «Mascarilla y trébol» (1938).

          В 1937 году друг Альфонсины Сторни поэт Орасио Кирога покончил с собой. Это событие, а также обнаруженный у поэтессы рак груди, подвигли её на написание своего последнего стихотворения «Voy a dormir» (Пойду я спать), отправленного ею в октябре 1938 года в редакцию газеты La Nación. Около часа ночи во вторник, 25 октября, Альфонсина Сторни покинула свою комнату и направилась в сторону бухты La Perla в Мар-дель-Плата. Тем же утром двое рабочих обнаружили тело поэтессы на берегу. Вопреки утверждениям биографов Сторни, что она бросилась в море с утёса, до сих пор бытует легенда, что Альфонсина медленно входила в море, пока не утонула. На месте гибели поэтессы в 1942 году был установлен памятник работы скульптора Луиса Перлотти (исп. Luis Perlotti)

          Смерть Альфонсины Сторни вдохновила Ариэля Рамиреса и Феликса Луна (Félix Luna) на написание песни «Альфонсина и море» (исп. Alfonsina y el Mar), которую исполняли многие певцы, в том числе Мерседес Соса, Тания Либертад (Tania Libertad), Нана Мускури, Mocedades, Андреас Каламаро (Andrés Calamaro) и многие другие.

          Несмотря на то, что после смерти писательницы прошло более пятидесяти лет, латиноамериканский художник Aquino нередко включает её образ в свои произведения.

          Однажды Сторни назвала в своих стихах мужчин el enemigo, «враги». Многие произведения Сторни фокусируются на унижении мужчинами женщин. Иногда это приобретало форму обвинений в адрес всех мужчин вообще, их лицемерия в отношении женского целомудрия.

 

Перевод с испанского Михаила Финкеля

 

Два слова

 

Этой ночью ты на ушко мне шепнул всего два слова

Безыскусных. Два усталых

От того, что их вовеки повторяют снова, снова.

Умирающих и новых.

 

Два столь сладких, что блуждая

Меж ветвей, луна застыла

На губах моих. Столь сладких,

Что щекочущего шею муравья отбросить силы

Не хватило.

 

Два столь сладких.

Что сказать, в любви сгорая? Как на свете жить прекрасно!

Нежных, гладких,

Как разлившийся по телу аромат оливок масла.

 

Два столь сладких и прекрасных,

Что взметнулись мои пальцы,

Словно ножницы до неба,

И, как в судороге танца,

Попытались звезды срезать.

 

Твоя сладость

 

Я прогуливаюсь чинно по тропинке меж акаций,

Мне ладони освежают белых лепестков снежинки,

Легкий ветерок ерошит мои волосы-пружинки,

А душа моя – как будто пенка в ванных знатных граций.

 

Мне дано тобой сегодня, добрый гений, задыхаться,

С каждым вздохом – вечным, кратким – я делюсь на половинки…

Разве мне взлететь, как бьются в сердце трепетном кровинки?

Ноги обретают крылья, и кружат Хариты в танце.

 

Твои руки прошлой ночью в пламени моих горели,

Моей крови столько ласки подарить они сумели,

Что был рот наполнен меда ароматными духами.

 

Я с зарей невинной летней от бесстыдства их боялась

Возвращаться в деревушку и, себя не помня, мчалась,

Позолоченных блестящих мотыльков ловя губами.

 

Утерянная нежность

 

Покидает мои пальцы беспричинно нежность ласки,

Покидает мои пальцы…Уносимая ветрами,

Нежность брошена судьбою и блуждает безучастно,

Подберет ли кто бродяжку – нежность, что была меж нами?

 

Я могла б любить сегодня бесконечно, благодарно,

Я могла б любить любого, кто приблизился незванно.

Никого. Пусты тропинки расцветающего сада.

Лишь утраченная нежность кружит, кружит беспрестанно…

 

Если этой ночью, странник, тебя в очи поцелуют,

Если ветки тронет тихий нежный сладкий вздох безейный,

Если маленькой рукою вдруг сожмутся твои пальцы,

Что подержит и отпустит, что добьется и исчезнет.

 

Ты, руки не видя этой, и ни губ, к губам прильнувшим,

Думая, что это ветром соткан призрак поцелуя,

О, небесноглазый странник, ты, разлитую в пространстве,

Спрятанную в волнах ветра, узнаешь меня такую?